Читаем без скачивания Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???] - Mu Su Li
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы Сюэ Сянь был сейчас здесь, то определённо распознал бы, что эти символы имеют общее происхождение с теми, что он видел на стене в Пещере сотни насекомых, лишь техника письма слегка отличалась. Отличие это было совсем ничтожным, даже сам писавший в миг лёгкой рассеянности мог бы не суметь различить.
Лотосовый трон статуи со всех сторон был обклеен талисманами из маслянисто-жёлтой бумаги.
А под лотосовым троном так же оказался начерченный кровью круг.
Эти приблизительно две сотни человек все были обращены головой к статуе, ногами — наружу; пускай внешность они имели разную, одни были бедны, другие богаты, но кое-что было одинаковым: на мингуне на лбу у них у всех проступила крохотная капля крови, по первому впечатлению похожая на красную родинку.
На реке ветер вздымал лютые волны, что одна за другой бросались на берег; вместе с сильным дождём, заливавшим всё небо, казалось, точно поднимется ещё волна — и ударит в саму гору Сунцзян.
Однако построение, образованное из почти двухсот человек, как будто сформировало колпак из меди и железа. Свирепствовал ураган, яростный настолько, что способен был разделить плоть и разорвать платье, бумажные талисманы на лотосовом троне статуи, однако, оставались совершенно неподвижными. Заливающий небеса дождь в один миг заставил речные воды затопить берега, но ни единой капли не упало на одежды этих людей.
Снаружи этого круглого построения стоял, опустившись на одно колено, отряд людей в пепельно-сером; на лицах все они носили маски, что на первый взгляд казались несколько похожими на маски приказа Тайчан, только маски приказа Тайчан были главным образом тёмно-красными, эти же — иссиня-чёрными, живо напоминая инь и ян, свет и тьму.
Кроме того, у них у всех на поясе висела подвеска из персикового дерева — точно такая, как подвеска у человека, что прятался под бамбуковым домом Сюаньминя.
— Всего людей с соответствующим бацзы сто восемьдесят — и не много, и не мало. Девяносто инь и девяносто ян, — заговорил с докладом главный из людей в сером. Из-за маски голос казался несколько глухим, к тому же когда он раздавался, его разбивал ливень, и слышно было туманно и нечётко.
Человек, перед которым они опустились на одно колено, стоял между двух чёрных каменных пиков, обращённый лицом к горе Сунцзян, с обеими руками за спиной; одет он был в белоснежные одежды буддийского монаха — незапятнанные, безупречно чистые. В непосредственной близости к нему проливной дождь таинственным образом не издавал ни звука и упорно не оставлял ни малейшего влажного следа на одеяниях монаха.
Человек этот был очень высоким, телосложение имел стройное и видное, даже одна только спина его уже передавала характер человека удалившегося от мира, далёкого от мирской суеты, отчего другие не осмеливались долго смотреть на него, как не осмеливались и приближаться.
Лицо его скрывала серебряная маска, и посторонние не могли увидеть его облика, лишь пара пронзительных чёрных глаз оставалась открытой. Сейчас он чуть приподнял голову, взор его падал на вершину горы Сунцзян; казалось, его невозмутимость и равнодушие таили в себе тень чего-то иного.
Услышав сказанное предводителем в сером, он чуть потёр пальцы за спиной, но взгляд его остался неподвижен.
Предводитель в сером поднял голову посмотреть на него — и испуганно опустил снова, в молчании ожидая, когда монах в белых одеждах заговорит. И пусть даже это была лёгкая задумчивость, она привела людей в сером в крайнее волнение, словно все они были исполнены ошибок и сделали много глупостей и теперь их видели насквозь.
В действительности же монах потёр пальцы и сказал равнодушно:
— Случалось ли, что вы беспокоили непричастный простой народ?
В голосе его к тому же проступала нотка прирождённой холодности, будто у чуть покрывшейся льдом воды.
Но один такой простой вопрос заставил людей в сером слегка содрогнуться.
Предводитель сказал тотчас же:
— Нет, никогда, мы выбирали только захолустные места, чтобы похищать людей, если рядом был кто-то посторонний, то забирали всех вместе, мы не оставили ни малейшей зацепки.
Монах снова потёр пальцы и произнёс не радостно и не гневно:
— Похищать людей?
Предводитель заговорил по-иному, повторяя опять и опять:
— Нет-нет-нет, приглашать.
После того как торопливо исправился, он снова некоторое время не слышал указаний и, не удержавшись вдруг, украдкой поднял голову взглянуть: монах в белом одеянии по-прежнему спокойно смотрел на вершину горы Сунцзян. Пусть глаз его было не увидеть, но человеку в сером, однако, казалось, что он словно бы на редкость охвачен переживаниями, как будто между ним и этой безвестной горой Сунцзян в глуши есть некая глубокая связь.
Человек в сером смотрел будто сквозь сон и в миг мимолётной дерзости открыл рот и спросил неожиданно:
— Это место глухое и неизвестное, ничем не примечательно, отчего гоши выбрал его?
Едва договорив, человек в сером захотел тут же забить себя пощёчинами до смерти. Его с детства воспитывал даос Сунъюнь, в шестнадцать лет он начал помогать Сунъюню и гоши заниматься несколько хлопотными делами; сейчас прошло уже лет семь-восемь, однако количество раз, когда он по-настоящему видел гоши лично, можно было сосчитать на пальцах, в большинстве случаев он бегал туда-обратно, получая задания от Сунъюня. Но пусть даже их соприкосновения были более чем редкими, он всё равно знал нрав этого гоши:
человек этот всегда имел переменчивое настроение, к тому же испытывал крайнее отвращение к подчинённым, что не знали высоту неба и толщину земли[261] и спрашивали о том, о чём спрашивать не должно.
Относительно того, что именно не должно спрашивать, человек этот на самом деле никогда не разъяснял чётко, но в понимании людей в сером это означало «не спрашивать ничего».
Этот человек имел собственные причины для любых распоряжений, куда уж им вмешиваться.
Кто знал, что этот его вопрос не только не разозлит гоши, но тот даже даст ему ответ:
— Очень много лет назад я встретил в этом месте благородного человека.
В самом деле… слишком, слишком давно, так давно, что даже сам он уже не помнил точно, сколько всё же лет ему было тогда, какую наружность он имел от рождения, кто были его родители и по какой причине его бросили в этих глухих горах. Если бы не тот благородный человек, он, пожалуй, уже прошёл бы через несколько витков перерождений, да и к тому же откуда было бы ему получить всё то, чем он обладал сейчас.
Человек
